Вожатые
С вожатыми и воспитателями у нас чаще всего складывались очень хорошие отношения. Вообще не помню, чтобы кто-то из них мне не нравился или проявлял себя так, что портил нам летний отдых и вольную лагерную жизнь.
Пионервожатыми, как правило, были молодые парни - лет двадцати, как предполагаю сейчас. Тогда мне, как и всем детям и подросткам, трудно было ориентироваться в возрасте взрослых. А воспитатели, точнее, воспитательницы - это чаще всего девушки примерно того же возраста или немногим старше.
Вожатые всегда, как и пионеры, носили в лагере пионерский галстук, а вот воспитательницы - нет. Такая у них была привилегия. Либо, напротив, такая дискриминация. По-моему, даже на торжественные линейки открытия и закрытия смен им галстук надевать не полагалось.
Как я понимаю, вожатых набирали из молодых комсомольцев-активистов предприятия, которому принадлежал лагерь, а воспитательницы должны были иметь педагогическое образование. То есть это были либо выпускницы педагогических институтов (тогда ещё не все вузы нашей страны носили совершенно обесценившееся ныне наименование университета), либо студентки старших курсов этих институтов.
Разделение обязанностей между пионервожатым и воспитательницей очевидно. Но фактически они легко заменяли друг друга и обязанностей не делили. Однако старшим по должности считался пионервожатый.
Повторюсь: и с теми, и с другими у меня за все годы пребывания в нашем лагере складывались очень хорошие, а то и более того, отношения.
Ещё в лагере был старший пионервожатый. Этой фигуры я не помню. То есть помню, что она существовала, но ничего более конкретного сообщить не могу. Разве только ещё то, что старший пионервожатый - второй после начальника пионерлагеря человек во всём этом, бесспорно, богу угодном заведении.
Третьим по значимости (во всяком случае, для пионеров) был физрук (физкультурный руководитель) лагеря. У нас физруком несколько лет подряд работал один и тот же человек. Хорошо его помню, хотя имя и фамилию забыл. Был он постарше когорты пионервожатых. Очень любил спорт и с удовольствием занимался им с нами. Не сачковал, спортивные соревнования и мероприятия устраивал одно за другим. Сам, естественно, хорошо играл в футбол, баскетбол и волейбол. Организовал три соответствующих команды из вожатых - и мы часто, особенно в волейбол, играли друг против друга: сборная пионеров против сборной вожатых.
Были в лагере и другие функционеры - врач, медсестра, старший повар и прочие. Но с ними мы общались меньше. Ничего конкретного из этого общения не помню.
А вот с заведующим радиорубкой (и, кажется, он нам и кино крутил) общались часто. Во всяком случае, тогда, когда им был молодой человек, которого одна наша девочка прозвала Каменный кирпич. По двум основаниям. Из-за его невозмутимости, а также потому, что он почти всегда ходил в рубашке кирпичного цвета. Как его должность называлась точно, не знаю. Для нас, пионеров, он был радист.
Вожатые почти всегда находились с нами, особенно, естественно, в младших и в средних отрядах. Но и в старших своими обязанностями они не пренебрегали. Случалось, конечно, что кто-то из вожатых был с ленцой. Мы это быстро подмечали, между собой над такими вожатыми посмеивались, но главное - ловко этим пользовались.
Если знали, что наш вожатый, уложив всех на тихий час, и сам любит вздремнуть в своей комнате, то пользовались этим: одевались, выбирались из корпуса через окно и уходили в лес по своим делам. Главное было - не болтаться по территории лагеря, чтобы не попасться кому-нибудь на глаза.
Кроме того, в старших отрядах мы находили общий язык и с не дремлющими вожатыми. Они понимали, что 14-15-летним подросткам тихий час не нужен. Большинство всё равно не заснёт, а только будут мешать тем, кто спит. Посему такие вожатые сами отпускали нас на тихий час из лагеря. С условием - не находиться на территории и не опаздывать на построение перед полдником.
Конечно, вожатые знали, где мы тайком от них собирались. Знали, что многие из нас курят. Знали и места, где мы этим занимались. Самое близкое находилось, естественно, за ближайшим к отряду туалетом. Но никогда это знание во вред нам вожатые не использовали.
Более того, вожатые даже отпускали нас во время тихого часа в Болдино. А туда мы ходили в основном для того, чтобы купить в местном сельпо (так назывались небольшие магазинчики в деревнях, сёлах и посёлках) сигареты. Ходу было минут двадцать. То есть за тихий час мы как раз спокойно оборачивались, попутно и ещё чем-нибудь успевая заняться. И купаться вожатые нас в тихий час отпускали, прося точно сказать, в каком месте мы будем. Благо Пекша в окрестностях лагеря в глубину нигде и двух метров не достигала.
Отпускали, конечно, не всех, а, можно сказать, своих любимчиков, то есть тех, кому доверяли.
Словом, вожатые, сами ещё недавно такие же пионеры, прекрасно нас, подростков, понимали. И не стремились к поддержанию железной дисциплины там, где она бессмысленна.
Но между нами была жёсткая договорённость: если купите спиртное и будете выпивать, то вольница закончится моментально и до конца смены. А если кто в таком виде попадётся на глаза лагерному начальству - защищать не будем, напротив - даже посодействуем, чтобы вас отчислили из лагеря.
О вине и пиве
Итак, вожатые брали с нас суровое обещание вина в Болдине (ближайший к нашему лагерь посёлок и железнодорожная станция) не покупать и не пить. Но мы его, конечно, всё равно покупали. Немного - бутылку на троих. Иногда и с девочками (избранными) выпивали. Но вино - только вечером, перед танцами. А ещё надёжнее - после них. И сразу по кроватям.
Случалось это не очень часто. И ничего подобного серьёзным выпивкам у нас не было. Две бутылки какого-нибудь плодово-выгодного (официально - плодово-ягодного) или портвейна по ноль семь (фаустпатрон) - на компанию не менее шести человек. То есть фактически - по стакану. Девочки, естественно, пили меньше.
В общем-то, это был не более чем ритуал, своего рода подростковая инициация в узкой, проверенной и дружеской компании.
Так что вино я начал пить именно в пионерском лагере. В старших отрядах. Как и пиво. Вот пиво мы в Болдине - в местном (чуть не написал - пивном баре) шалмане, то есть деревянной пивной палатке, в старших отрядах пили регулярно и днём. Собственно за этим (и плюс за сигаретами) мы в Болдино регулярно и наведывались. Пиво было, как помню, весьма по тем временам недурным.
Выпьем по кружечке (большой, разумеется), выкурим по сигарете - и назад в лагерь. Или, если ещё рано, - на наше болото, на твёрдый пятачок , до которого надо добираться через трясину. Зато никто там нас не застанет. Там ещё покурим. Сигареты - в сухое дупло. Впрочем, в старших отрядах осмелели - носили с собой в карманах. Главное, чтобы не выпали при вожатых - нет, при них можно - при начальнике лагеря или старшем пионервожатом.
О пиве. Это сейчас телевизионная реклама пива (ныне уже запрещенная) и американские фильмы приучили к этому напитку чуть ли не детей. А в советское время пиво детьми не воспринималось. Горькая газировка. Посему (сужу по своему опыту) к алкоголю подростки приобщались через вино, а не через пиво. Хотя вино тогда, как правило, было по преимуществу дрянным. Особенно красное. Из дешёвых, естественно. Марочные-то вина подростки не покупали.
Сейчас бы я такое вино не то что сам пить не стал - врагу бы не посоветовал, хотя отговаривать, возможно, и не взялся бы. Но тогда пил. А сейчас подростки и молодёжь, насколько я их знаю, а знаю я их неплохо (правда, в основном московских), в вине, особенно в белом, смысла вообще не видят, а пиво - даже весьма посредственное - сосут с удовольствием. Причём именно по-американски - из горлышка бутылки и маленькими глотками, тогда как пиво такой напиток, что настоящее удовольствие от него получаешь, только отхлебывая его большими глотками (подряд несколько) и непременно из кружки или из стакана с широким горлом. Но такова сила Голливуда. Он ещё и не к такому умеет приучать.
О вине и пиве рассказал - пора переходить к сигаретам.
Капля никотина убивает лошадь
Капля никотина убивает лошадь. Не нервничай - нервные клетки не восстанавливаются. Минута смеха продлевает жизнь на час (вариант: на день).
Эти три в равной степени, как я думаю, фантастических утверждения я запомнил с того времени. Их постоянно по всякому даже минимально подходящему случаю повторяли взрослые, а вслед за ними — дети и подростки.
Нервничал я, если был повод, не думая об уменьшении нервных клеток в организме. Смеялся только тогда, когда было смешно, а не чтобы продлить жизнь. Курить начал — несмотря на судьбу лошади — именно в пионерском лагере. К сожалению, курю до сих пор.
В каком отряде я начал курить, не помню, но, надо думать, в возрасте примерно двенадцати лет, то есть в отряде в четвёртом. Причём курил только летом - возвращаясь в Москву, в школе, не курил. И только с 9 класса, когда с поездками в пионерский лагерь было покончено, я начал курить и в Москве, легализовав это дело перед родителями только после поступления в университет.
Слишком уж дотошных читателей я должен разочаровать. Опишу здесь только то, что мы в пионерском лагере курили, а не весь ассортимент табачной промышленности СССР того периода. Между прочим, довольно обширный, хотя, как правило, в основном низкого качества.
Если названия вин, которые мы время от времени покупали в Болдине, я не помню, то с табаком дело обстоит куда как лучше. Фактически со стопроцентной уверенностью могу утверждать, что точно перечислю то, что мы в пионерском лагере курили, покупая сигареты в уже упоминавшемся мною болдинском сельпо.
Но начну с того, что в качестве экспериментов мы пробовали курить, как я уже говорил, растение дурман, сухой мох и листья дуба. Результат всякий раз был отрицательный. Ни удовольствия, ни ожидаемого эффекта. Даже такого, какой давало курение обычных сигарет.
Зачем мы проводили такие эксперименты? Разумеется, по подростковой глупости и подростковому же стремлению надкусить побольше запретных плодов.
Никаких наркотиков в детстве и отрочестве я никогда в глаза не видел, и среди тех, с кем я дружил и общался, никто их не употреблял. Мы знали (в основном из некоторых блатных песен и устных рассказов) слова «анаша» и «план» и весьма теоретически представляли, что это такое. Кроме того, не только такие начитанные мальчики, как я, но и многие другие знали о кокаине. А именно то, что это любимый аристократами и богемой наркотик в виде белого порошка . Думаю, только этим наши познания в данной сфере и ограничивались.
А вот с сигаретами мы были знакомы хорошо и близко.
Скорее всего, потому, что денег у нас было немного (родители давали небольшую сумму на смену - на конфеты и пряники), курили мы в основном сигареты без фильтра. Конкретно: отечественные «Приму» (по-моему, за 14 копеек; красная пачка с белой надписью) - чаще всего; более грубую «Астру» (стоила, кажется, меньше; грязно-коричневая пачка с красной надписью); наиболее тонкий «Дымок», стоивший, если не ошибаюсь, чуть дороже «Примы» (16 копеек?) и четвёртый вариант - болгарские (тогда много болгарских сигарет продавалось - и с каждым годом всё больше) «Шипку» в белой бумажной пачке, украшенной рисунком памятника русским солдатам на горе Шипка, или «Солнце» (примерно такие же, как «Шипка»).
В старших отрядах, когда денег в карманах оказывалось чуть больше, кажется, начали курить болгарские же, но уже с фильтром: «Стюардессу», «Ту-134» (выпускавшиеся тогда, как говорили, по заказу нашего «Аэрофлота»), «Опал» и «Родопи». Последние были приторными, и я их не любил. А из советских сигарет с фильтром мы курили «Лайку» (с мордой этой собачки на бумажной пачке) и «Новость». И те, и другие - хоть и с фильтром, но короткие. Цена - немного за 20 копеек.
Тогда ещё продавалось довольно много кубинских сигарет. И с фильтром, и без фильтра, но все очень крепкие, так как, говорят, делались из сигарного табака. По этой причине, да и стоили они дороже наших, мы их не покупали. Только время от времени - чтобы покурить с девочками, если таковые находились, - мы пользовали кубинские сигареты «Kim», поскольку они были самыми лёгкими. Надеюсь, и в этом случае память меня не подвела.
Впрочем, не исключаю, что сигареты с фильтром я всё-таки начал курить позже, а в пионерском лагере у нас на них просто не хватало денег, чему есть косвенные доказательства, связанные с очевидным дефицитом у нас курева.
Тогда ещё в магазинах продавалась пачками махорка - самый дешёвый вид курева. И мы иногда её покупали, скручивая (чему научаешься очень быстро) так называемые козьи ножки из газетной бумаги. Острый конец козьей ножки, довольно быстро намокавший от слюны, обильно выделявшейся при курении махорки, периодически нужно было отрывать.
Махорку курить невкусно и тяжело. Невкусно, видимо, потому, что и сама она такая, да и газетная бумага, тлевшая даже быстрее махорки, приятным вкусом не отличалась. Тяжело, так как трудно было добиться нужной плотности махорки в козьей ножке: слишком плотно набьёшь - плохо тянется, слишком слабо - постоянно гаснет.
То есть мы всё-таки делали - в границах наших ограниченных финансовых возможностей - выбор на основе вкуса. И прекрасно знали, что моршанская (то есть произведённая в Моршанске) «Прима» лучше всех остальных, как позже, уже учась в университете, я знал, что явская «Ява» лучше дукатовской («Ява» и «Дукат» - названия не только сигарет, но и двух тогдашних московских табачных фабрик, не знаю, сохранившихся ли до сих пор).
В пионерском лагере выкуривали мы сигареты почти до последнего миллиметра (ещё одно доказательство того, что денег у нас было мало). А выкурить так сигарету - это надо уметь. Во-первых, нельзя слюнявить сигарету губами, а во-вторых, необходимо пользоваться простейшим специальным приспособлением в виде тонкого прутика, перегнутого пополам. Именно этим пружинящим прутиком сигарета, искуренная до размера фаланги мизинца, зажималась у самого своего конца так, что её было можно, держа прутик двумя пальцами, докурить до последнего миллиметра, не рискуя обжечь пальцы, да и вообще имея возможность подносить её к губам.
Кроме того, бычки (некоторые из нас называли окурки иначе - чинариками, но это реже) от выкуренных сигарет мы не выбрасывали, а складывали в стеклянную банку - на тот случай, если деньги к концу смены закончатся или случится дождь, который не позволит нам сходить в Болдино за очередной партией курева. Тогда самые большие из этих бычков с помощью описанных мною прутиков-зажимов мы просто докуривали, а из небольших вытряхивали табак, которым набивали козью ножку, шедшую по кругу.
Нечасто, но бывало, что покупали мы и папиросы: «Беломорканал» (чаще всего), «Север» или очень крепкий, а потому не пользовавшийся у нас особой популярностью «Казбек» (на пачке рисунок горца, скачущего на коне на фоне этого самого Казбека). Но папиросный табак казался нам слишком грубым и резким - не получали удовольствия от курения. Папиросы курили в основном взрослые, прошедшие войну. И из них многие к тому времени уже перешли на сигареты, но многие оставались верными своей военной молодости во всех её ипостасях.
Конечно, мы знали и о существовании других сигарет и папирос. Например, знаменитых (так как табак из них, набивая им трубку, курил, о чём знали все, Сталин) «Герцоговины флор» - чёрная с зелёным и золотом пачка, или не менее знаменитые тогда папиросы «Друг» - красная пачка с прорисованной на ней чёрным с золотом мордой овчарки. Но по тем или иным причинам (включавшим, видимо, и специфику ассортимента болдинского сельпо) в пионерском лагере чаще всего курили «Приму», «Дымок» и «Шипку».